Температура снизилась до нормальной, но в теле слабость и кашель душит. На улицу не выпускают, и я извёлся от тоски по миру. Пододвигаю табуретку к окну, взбираюсь посмотреть на февральский сад. Окно запотело, ничего не видно. Рукавом свитера протираю стекло. Сейчас-сейчас, пара мгновений, и я рассмотрю родную картинку. Увижу оливковое дерево, чей ствол по зиме дедушка перевязывает красным шарфом, - так оно, согласно поверью, лучше переносит морозы; забор из неотёсанных, неровно положенных камней, увитый серыми виноградными лозами; чуть поржавевшая за зиму кюлефренги1, к весне дедушка освежит её жёлтой краской; ряд прозрачных бутылок с абгорой2, звенящих на ветру и дожидающихся часа, когда дядя погрузит их в машину и повезёт родственникам на праздник весны. А ещё я увижу виляющий хвост лопоухого Пялянга, игнорирующего будку и спящего на дырявом зелёном одеяле из погреба (и как он его выволок?). Сколько бабушка ни пыталась отнять у пса одеяло, бесполезно. Рычит, скалится. «Люди решат, что мы издеваемся над животным, а у Пялянга вон какая будка! Наверное, это одеяло напоминает ему о детстве, когда он жил на улице, брошенный и голодный».
Сона рассказывает историю Гаджи Зейналабдина Тагиева, родившегося в семье бедного башмачника. Благодаря трудолюбию
1 Кюлефренги - высокая железная беседка с видом на море.
2 Абгора - сок незрелого винограда, который после непродолжительного брожения используется в азербайджанской кухне.