Элиза (очень искренне). Мне всё равно, как вы со мной обращаетесь. Ругайте меня, бейте, пожалуйста, - я к этому привыкла. Но (встаёт и смотрит на него в упор) раздавить себя я не позволю.
Хиггинс. Так прочь с моего пути. Я не собираюсь останавливаться из-за вас. С какой стати вы говорите обо мне так, словно я автобус?
Элиза. Вы и есть автобус. Завели мотор и попёрли, а до других вам и дела нет. Но не думайте, я могу обойтись и без вас.
Хиггинс. Знаю. Я сам говорил вам, что можете.
Элиза (уязвлённая, переходит к другому концу тахты и поворачивается к камину). Да, говорили, бездушный вы человек. Вы хотели избавиться от меня.
Хиггинс. Врёте.
Элиза. Спасибо. (Сдостоинством садится.)
Хиггинс. А приходило вам когда-нибудь в голову, что я не могу обойтись без вас?
Элиза (серьёзно). Не пытайтесь снова меня опутать. Вам придётся обходиться без меня.
Хиггинс (высокомерно). И обойдусь. Мне не нужен никто. У меня есть моя собственная душа, моя собственная искра Божественного огня. (С неожиданным смирением.) Но мне будет недоставать вас, Элиза. (Садится рядом с ней.) Ваши идиотские представления о жизни многому меня научили - признаюсь покорно и с благодарностью. Кроме того, я привык к вашему голосу и к вашему виду, они мне даже нравятся.
Элиза. Ну что ж, у вас есть записи с моим голосом и мои фотографии. Когда вам станет скучно без меня, послушайте запись. У неё, по крайней мере, нет чувств, ей не причинишь боли.
Хиггинс. Но я не услышу вашей души. Оставьте мне свою душу, а голос и лицо берите с собой. Они - не вы.
Элиза. О, да вы настоящий дьявол! Вы умеете вывернуть душу, как другие выворачивают руку, чтобы поставить человека на колени. Миссис Пирс предупреждала меня. Сколько раз она собиралась от вас уйти, но в последнюю минуту вам всегда удавалось уломать её. А ведь она вас нисколько не интересует, так же, как не интересую вас я.
Хиггинс. Но меня интересует человеческая природа и жизнь, а вы - частица этой жизни, которая встретилась мне на пути и в которую я вложил свою душу. Чего ещё вы хотите?
Элиза. Я хочу быть безразличной к тому, для кого безразлична я.
Хиггинс. Это торгашеский принцип, Элиза. Всё равно что (профессионально точно воспроизводит её ковент-гарденскую манеру речи) «фиялочки» продавать.
Элиза. С вашей стороны подло глумиться надо мной.
Хиггинс. Я никогда в жизни ни над кем не глумился. Глумление не украшает ни человека, ни его душу. Я лишь выражаю свое справедливое возмущение торгашеским подходом к делу. В вопросах чувства я не признаю сделок. Вы называете меня бездушным, потому что не смогли купить меня тем, что подавали