Видит он:
Поднялся на палубу парохода старый, кислоглазый китаец, опустился на корячки, стал скулить, упрашивать всех проходящих мимо, чтобы купили у него плетушку тухлых рыбок, которую он принёс с собою. Был пыльный и холодный день на широкой китайской реке. В лодке под камышовым парусом, качавшейся на речной мути, сидел щенок — рыжий кобелёк, имевший в себе нечто лисье и волчье, с густым жёстким мехом вокруг шеи, - строго и умно водил чёрными глазами по высокой железной стене пароходного бока и торчком держал уши.
- Продай лучше собаку! - весело и громко, как глухому, крикнул китайцу молодой капитан парохода, без дела стоявший на своей вышке.
Китаец, первый хозяин Чанга, вскинул глаза кверху, оторопел и от крика, и от радости, стал кланяться и цокать: «Vе'y good dog, vе'y good!» - И щенка купили, - всего за целковый, - назвали Чангом, и поплыл он в тот же день со своим новым хозяином в Россию и вначале, целых три недели, так мучился морской болезнью, был в таком дурмане, что даже ничего не видел: ни океана, ни Сингапура, ни Коломбо...
В Китае начиналась осень, погода была трудная. И стало мутить Чанга, едва вышли в устье.
Навстречу несло дождём, мглою, сверкали по водной равнине барашки, качалась, бежала,
всплескивалась серо-зелёная зыбь, острая и бестолковая, а плоские прибрежья расходились,
терялись в тумане — и всё больше, больше становилось воды вокруг. Чанг, в своей
серебрившейся от дождя шубке, и капитан, в непромокаемом пальто с поднятым капюшоном, были
на мостике, высота которого чувствовалась теперь ещё сильнее, чем прежде. Капитан
командовал, а Чанг дрожал и воротил от ветра морду. Вода ширилась, охватывала ненастные
горизонты, мешалась с мглистым небом. Ветер рвал с крупной шумной зыби брызги, налетал
откуда попало, свистал в реях и гулко хлопал внизу парусиновыми тентами, меж тем как
матросы, в кованых сапогах и мокрых накидках, отвязывали, ловили и скатывали их. Ветер
искал, откуда бы покрепче ударить, и как только пароход, медленно ему кланявшийся, взял
покруче вправо, поднял его таким большим, кипучим валом, что он не удержался, рухнул с
переката вала, зарываясь в пену, а в штурманской рубке с дребезгом и звоном полетела на пол
кофейная чашка, забытая на столике лакеем...
И с этой минуты пошла музыка!