А на седьмой день я между вылетами завтракал в одном мендосском ресторане, и вдруг кто-то распахнул дверь и крикнул - всего лишь два слова:
- Гийоме жив!
И все, кто там был, даже незнакомые, на радостях обнялись. Через десять минут я уже поднялся в воздух, прихватив с собой двух механиков - Лефевра и Абри. А ещё через сорок минут приземлился на дороге, шестым чувством угадав машину, увозившую тебя куда-то к Сан-Рафаэлю. Это была счастливая встреча, мы все плакали, мы душили тебя в объятиях - ты жив, ты воскрес,
предоставляешь воздушному потоку снести тебя в сторону, ищешь поддержки у какого-нибудь хребта, который служит ветру трамплином, - и по-прежнему проваливаешься. Кажется, само небо падает. Словно ты захвачен какой-то вселенской катастрофой. От неё негде укрыться. Тщетно поворачиваешь назад, туда, где ещё совсем недавно воздух был прочной, надёжной опорой. Опереться больше не на что. Всё разваливается, весь мир рушится, и неудержимо сползаешь вниз, а навстречу медленно поднимается облачная муть, окутывает тебя и поглощает.
ты сам сотворил это чудо! Вот тогда ты сказал - и эти первые твои слова были полны великолепной человеческой гордости:
- Ей-Богу, я такое сумел, что ни одной скотине не под силу.
Позже ты нам рассказал, как всё это случилось. Двое суток бесновалась метель, чилийские склоны Анд
- Я потерял высоту и даже не сразу понял, что к чему, - рассказывал ты. - Кажется, будто облака неподвижны, но это потому, что они всё время меняются и перестраиваются на одном и том же уровне, и вдруг над ними - нисходящие потоки. Непонятные вещи творятся там, в горах. А какие громоздились облака!..
утопали под пятиметровым слоем снега, видимости не было никакой - и лётчики американской авиакомпании повернули назад. А ты всё-таки вылетел, ты искал просвет в сером небе. Вскоре на юге ты нашёл эту ловушку, вышел из облаков - они кончались на высоте шести тысяч метров, и над ними поднимались лишь немногие вершины, а ты достиг шести с половиной тысяч - и взял курс на Аргентину.
Странное и тягостное чувство охватывает пилота, которому случится попасть в нисходящее воздушное течение. Мотор работает - и всё равно проваливаешься. Вздёргиваешь самолёт на дыбы, стараясь снова набрать высоту, но он теряет скорость и силу, и всё-таки проваливаешься. Опасаясь, что слишком круто задрал нос, отдаёшь ручку,
- Вдруг машина ухнула вниз, я невольно выпустил рукоятку и вцепился в сиденье, чтоб меня не выбросило из кабины. Трясло так, что ремни врезались мне в плечи и чуть не лопнули. А тут ещё стёкла залепило снегом, приборы перестали показывать горизонт, и я кубарем скатился с шести тысяч метров до трёх с половиной.
Тут я увидел под собой чёрное плоское пространство, оно помогло мне выровнять самолёт. Это было горное озеро Лагуна Диаманте. Я знал, что оно лежит в глубокой котловине и одна её сторона - вулкан Маипу - поднимается на шесть тысяч девятьсот метров. Хоть я и вырвался из облачности, меня всё ещё слепили снежные вихри, и, попытайся я уйти от озера, я непременно разбился бы о каменные стены котловины. Я кружил и кружил над ним на высоте тридцати метров, пока не кончилось