на толпу - всё кругом засуетилось, и над головами вырос лес зонтиков. Давка, толкотня и гул удесятерились. Что до меня - я не обращал особого внимания на дождь, ибо для застарелой лихорадки, гнездившейся в моём организме, сырость была хоть и опасной, но приятною усладой. Завязав рот носовым платком, я продолжал свой путь. С полчаса старик пробирался по главной улице, и я, боясь потерять его из виду, неотступно следовал за ним. Он не оборачивался и поэтому меня не замечал. Через некоторое время он свернул в одну из боковых улиц, где было хотя и полно народу, но всё же менее людно, чем на главной улице. Тут поведение старика совершенно изменилось. Он пошёл медленнее и как-то неуверенно, словно сам не зная куда. Несколько раз он без всякой видимой причины переходил через дорогу, а толчея13 всё ещё была такой сильной, что при каждом повороте я приближался к нему почти вплотную. Пока он брёл по этой узкой и длинной улице, прошло около часу, толпа постепенно стала редеть, и наконец народу осталось не больше, чем бывает в полдень на Бродвее возле парка - настолько велика разница между обитателями Лондона и самого многолюдного
американского города. Ещё один поворот - и мы вышли на ярко освещённую, полную жизни площадь. Здесь к незнакомцу вернулась его прежняя манера. Опустив подбородок на грудь и нахмурившись, он бросал яростные взгляды на теснивших его со всех сторон прохожих, упорно пробивая себе дорогу в толпе. Я очень удивился, когда, обойдя всю площадь, он повернулся и пошёл обратно. Но ещё больше удивило меня то, что этот манёвр он проделал несколько раз, причём однажды, резко обернувшись, чуть не наткнулся на меня.
Таким образом он провёл ещё час, к концу которого прохожие уже не мешали нам так, как прежде. Дождь всё ещё лил, стало холодно, и люди начали расходиться по домам. Старик, раздражённо махнув рукой, свернул в одну из сравнительно пустынных боковых улиц и пробежал примерно четверть мили с проворством, какого невозможно было ожидать от человека, столь обременённого годами. Я с трудом поспевал за ним. Через несколько минут мы вышли к большому многолюдному рынку, расположение которого незнакомец, по-видимому, хорошо знал, и здесь, бесцельно бродя в толпе покупателей и продавцов, он вновь обрёл свой прежний облик.
Как вы думаете, почему старик «мечется» от одного места к другому?
В течение тех полутора часов, что мы провели на этой площади, мне пришлось соблюдать крайнюю осторожность, чтобы, не отставая от незнакомца, в то же время не привлечь его внимания. К счастью, благодаря резиновым калошам я мог двигаться совершенно бесшумно, так что он ни разу меня не заметил. Он заходил во все лавки подряд, ни к чему не приценивался, не произносил ни слова и диким, отсутствующим взором глядел на всё окружающее. Теперь недоумение
моё достигло чрезвычайной степени, и я твёрдо решил не выпускать его из виду, пока хоть сколько-нибудь не удовлетворю своё любопытство.
Часы грозно пробили одиннадцать; толпа начала быстро расходиться. Какой-то лавочник, закрывая ставни, толкнул старика, и тут я увидел, как по всему его телу пробежала дрожь. Он торопливо вышел из лавки, беспокойно огляделся и с невероятной быстротой помчался по извилистым пустынным переулкам.
Как вы думаете, замечают ли люди старика или его видит только рассказчик?