Я вернусь в этот мир, вернусь в другом обличье — деревом, травой, птицей, собакой. И всегда я буду с тобой!... Я никогда не оставлю тебя одного! Знай, сынок, что бы тебе ни доставило тепло и радость, — будь то даже простой камень, — это буду я, твой старый дед. Поэтому ты никогда не считай себя одиноким и не бойся одиночества... Об одном тебя прошу — не покидай наш дом, не дай погаснуть нашему очагу!.. Вернётся твой отец — он должен найти здесь огонь, кусок мчади и стакан вина. Об остальном он позаботится сам... вот уже неделю мне снятся покойники, а твой отец ни разу не приснился. Значит, жив он! Сохрани ему, сынок, родной дом и доброе имя!.. Будет конец и войне! Войну начинают люди, и люди же положат ей конец. Быть того не может, чтобы война одолела человека... А теперь иди, принеси дров побольше.
В ту ночь я не спал. Дед молчал, не отрываясь глядел на пылавший в камине огонь и чему-то улыбался.
29 октября ему стало плохо. Я приподнял его в постели и обложил подушками.
— Идёт, идёт она, благословенная, но очень уж медленно идёт. — проговорил он.
1 ноября в полночь дед слез с постели и стал посреди комнаты.
— Гогита, я увидел его! — произнёс он со страшной скорбью в голосе.
— Кого, дедушка? — спросил я, вскакивая с постели.
Дед навалился на стол, потом стал медленно сползать вниз и вдруг опрокинулся навзничь.
— Дедушка! — крикнул я. — Дедушка!
Дедушки больше не существовал.
Всё произошло так, как хотелось моему доброму, мудрому деду...
Я спустился во двор, босиком прошёлся по росистой траве. Холодная дрожь пробежала по телу... Шумели неубранные стебли кукурузы... Проходя мимо грушевого дерева, я машинально нагнулся, подобрал и откусил грушу и только тогда почувствовал, что во рту у меня пересохло.
Спокойно, не спеша я распахнул ворота, пересёк дорогу, подошёл к соседскому плетню и позвал:
Не сказав ни слова, Маргалита — непричёсанная, босая — сбежала вниз по лестнице. Когда мы подошли к нашему дому, я пропустил её вперёд.