Но однажды мальчики, придя из школы, сообщили отцу, что с этого года их лишили пособия и, если они не внесут денег за право учения, обоих исключат.
На другой день Мирза-Сафар отпросился у начальника и пошёл к директору школы.
– Я человек приезжий, – ответил ему директор, – и занимаюсь только учебными делами. Семейного и материального положения учащихся не знаю. Да если бы и знал, то помочь им был бы не в силах. Оба ваши сына учатся хорошо. Я бы очень сожалел, если бы пришлось исключить их за невзнос платы. Советую вам обратиться к председателю благотворительного общества Гасан-аге. Всё зависит от него.
Оказывается, однако, насмешка Мирза-Сафара над родственником в канцелярии стала известна Гасан-аге. Он был возмущён и на заседании правления общества заявил, что материальное положение Мирза-Сафара ему хорошо известно, и что тот в состоянии обучать детей на свои средства.
После заседания один из членов правления подошёл к Гасан-аге и сказал:
– Жалко Мирза-Сафара. Все мы знаем о его тяжёлом положении. И напрасно вы так обидели его.
– Разве вам неизвестно, до чего он дерзко себя ведёт? – ответил Гасан-ага. – Ни с кем не считается, никому не кланяется, будто знатные люди не более, как его слуги. Значит, он хорошо обеспечен, если держит себя так независимо. Не будь он обеспечен, считался бы, как и все чиновники, с почётными людьми.
Мирза-Сафар вернулся домой огорчённый. На вопрос жены, сразу заметившей, что он чем-то расстроен, Мирза-Сафар ответил:
– Как мне не горевать? Не сегодня-завтра мальчиков исключат из школы. Как я им буду в глаза смотреть? Да развалится дом Гасан-аги! Это он вверг меня в такое несчастье.
– Не огорчайся, – сказала жена. – Сам ты никакой школы не кончал, а всё же зарабатываешь на хлеб. А наши мальчики немного поучились и голодать не будут.
– Да разве это хлеб – мой заработок? Змеиный яд лучше этого хлеба! Если завтра уволят со службы, все мы помрём с голоду. Какой-нибудь злодей, вроде Гасан-аги, пойдёт к начальнику, шепнёт ему два-три слова, глядишь – сунут мне шапку подмышку и выпроводят вон. Нет, жена, я покончу с собой, если не выведу сыновей в люди.