тогда старушка становилась мрачной и молча плакала. Если ребёнок, который поступил плохо, приходил, сознавался в своём проступке и обещал никогда-никогда больше не лгать, улыбка возвращалась на лицо наставницы, подобно солнечному свету. Но если ребёнок упорствовал во лжи, её лицо становилось суровым и оставалось в памяти лжеца, даже когда старушки не было рядом.
Каждый день наставница рассказывала детям о красоте правды и о том, что ложь – чёрная, ужасная вещь. Она также рассказывала им истории из Великой Книги, и была среди них одна, которую старушка особенно любила и все её ученики тоже. Это была история о прекрасном Городе, где после смерти будут жить хорошие люди.
Детям никогда не надоедало слушать об этом Городе, похожем на яшму, прозрачную, как кристалл, с двенадцатью воротами, на которых написаны их названия; обычно они расспрашивали наставницу об Ангеле, который измерял Город золотой тростинкой. В конце рассказа голос наставницы всегда становился очень серьёзным, а дети затихали и теснее прижимались друг к другу в страхе, ведь старушка говорила, что за пределами этого прекрасного Города навсегда приговорены стоять те, «кто любит и говорит неправду». А добрая наставница рассказывала о том, как ужасно было стоять там, снаружи, и лишиться всей той красоты и вечного великолепия, которые находятся внутри. И всё это из-за проступка, которого ни одно человеческое существо не должно допускать, – из-за лжи. Люди не слишком сердятся, даже если человек виноват, но сразу же сознался в этом; но если вину усугубляет ложь, тогда всех охватывает справедливый гнев. И если мужчины и женщины – даже отцы и матери, нежно любящие своих детей, – гневаются, то насколько же сильнее будет гнев Бога, против которого совершает грех солгавший?
Кларибель любила эту историю и часто плакала, когда думала о бедных людях, которым придётся навечно остаться вне стен прекрасного Города, но она и помыслить не могла, что сама способна солгать. А меж тем, когда люди считают себя очень хорошими, им грозит опасность согрешить, ведь если мы не будем всегда остерегаться зла, то наверняка сделаем что-нибудь не так. Вот почему никогда не лгавшая Кларибель не опасалась зла, и вот почему её легко было ввести в искушение. А случилось это так. Все ученики решали задачи. Некоторые, хорошо знавшие арифметику, справились с заданием и получили верный ответ, другие решили задачу, но ответ не сходился с учебником, а третьи застряли и не сумели получить совсем никакого ответа. Парочка особенно избалованных детей даже не попыталась получить ответы, а просто нарисовала картинки на своих грифельных досках1 и подписалась. Кларибель попыталась решить свою задачу, но не смогла вспомнить, сколько будет девятью семь. Вместо того чтобы начать с «дважды один – два» и двигаться дальше, она разленилась, бросила задачу и начала рисовать, но и это занятие вскоре ей наскучило.
1 Гри́фельная доска́ – пластина из сланца (горная порода), на которой учились писать до появления тетради.