|
Правда, у меня есть какое-то имя, и если соберутся пять человек, то хотя бы один
из них наверняка меня знает. Но повторяю, я
самый обыкновенный человек и не собираюсь
мудрствовать и философствовать. Но у меня есть
жизненный опыт. Я, как говорится, повидал
и лицо, и изнанку жизни, и хочу тебе кое-что
сказать... Придёт день, и меня не станет...
— Газанфар!.. — Не перебивай! Дай мне произнести мою литературную речь. — Газанфар вновь засмеялся. — И тогда я оставлю тебе единственный клад — наших детей. Конечно, если смерть не поспешит, я сам воспитаю их. Но если... Тогда это сделаешь ты. Не обязательно, чтобы они у нас стали врачами, инженерами, учёными. И пусть будут кем захотят, лишь бы они были людьми, хорошими людьми... И ещё, Гамида, наступит день, все они вырастут и, как птицы, улетят из родного гнезда. Не называй их отрезанными ломтями. Помни, куда бы они ни ушли, в какую бы среду, в какую бы семью ни попали, они унесут с собой что-то твоё и моё, точно так же, как мы, встретившись, принесли каждый что-то от своих отцов и матерей. Скажешь — философствует Газанфар? Но это истинно так: ничто в жизни не кончается, не пропадает, никто не умирает. То, что начинает один, продолжает другой. От одного поколения к другому переходит и хорошее, и плохое. Мы с тобой, Гамида, мне кажется, прожили и ещё проживём хорошую жизнь. Своими руками добывали свой хлеб. Пусть всё то доброе, что было в нашей жизни, и дети наши возьмут в свою новую жизнь... Так... Конец ленты... Правда, можно было послушать снова. Но сколько бы ни слушала Гамида-хала, Газанфар не скажет ничего больше. Но это уже не печалило Гамиду-халу. Она взглянула на стол, и не стала ничего убирать. Прилегла рядом с Вагифом, осторожно погладила его чёрные как смоль волосы, коснулась губами тёплого лба... |