Отец удивлённо:
— Не выдумывай, причём тут баран?
— Не хочу и всё... — упрямо повторив, я отодвигаю тарелку.
Папа молча улыбается и качает головой. ...Мы переходим улицу и идём в сторону высокой гостиницы. Входим в тёмный и прохладный холл. Я заворожённо рассматриваю потемневшие от времени загадочные изображения на чеканных гравюрах, висящих на стене. Невольно представляю себя царевной, скачущей на коне...
Слышу голос мамы: — Лифт пришёл. Иди быстрее...
Кое-как втиснувшись в узкую кабинку лифта, поднимаемся на свой этаж. Дверцы распахиваются, и мы ступаем в залитый светом холл. Навстречу нам выходит мелкая, высохшая старушка с улыбчивым лицом и говорит почему-то с шекинским акцентом:
— Приехали? Ну, и отлично, что приехали!
Мне смешно. Стараясь подавить приступ смеха, я бегу в номер. Едва захожу в комнату, сразу же опрометью выбегаю на балкон.
Боже мой, какая высоченная гора! А на её вершине словно молочная шапка из облаков. Хочу спросить у папы: «Интересно, можно ли сорвать это облако?» — и слышу его голос:
— Какой божественный воздух! Словно в раю!
Я хитро улыбаюсь и интересуюсь:
— А как бывает в раю?
Отец, не раздумывая, отвечает:
— Так и бывает!
Я размышляю. Значит, в раю бывают горы, покрытые шапками из молочных облаков, маленькие жёлтые цветочки «хары-бюльбюль» и голубые минареты... Неподалёку от минаретов шумный базар, широкая проезжая дорога, на самом конце которой здание театра, а за ним райский сад, называющийся «Гюлистан»...
В том саду бронзовое изваяние поэтессы Натаван.
Жители рая собираются вокруг этого изваяния в небольшой чайхане, пьют чай, ведут неторопливую беседу, время от времени окликают молодого чайханщика со странным именем Бебир и просят его заварить чайник свежего чая.
«Разве человека можно назвать именем Бебир? (похоже на гебир — «могила»), — думаю я, но сразу же забываю о чайханщике и бегу вниз по склону, в сторону зелёной поляны, там,