— И больше не играешь?
— Нет.
— А рубль? Почему рубль? Что ты с ним делаешь?
— Покупаю молоко.
...— И всё-таки на деньги играть не надо, — задумчиво сказала Лидия Михайловна. — Обошёлся бы ты как-нибудь без этого. Можно обойтись?
Не смея поверить в своё спасение, я легко пообещал:
— Можно.
Я говорил искренне, но что поделаешь, если искренность нашу нельзя привязать верёвками.
Справедливости ради надо сказать, что в те дни мне пришлось совсем плохо...
Мне всё время хотелось есть, даже во сне я чувствовал, как по моему желудку прокатываются судорожные волны.
В надежде наткнуться на новую компанию игроков, я стал потихоньку обследовать соседние улицы, бродил по пустырям, следил за ребятами, которых заносило в холмы. Всё было напрасно, сезон кончился, подули холодные октябрьские ветры. И только на нашей полянке по-прежнему продолжали собираться ребята. Я кружил неподалёку, видел, как взблёскивает на солнце шайба, как, размахивая руками, командует Вадик и склоняются над кассой знакомые фигуры.
В конце концов я не выдержал и спустился к ним. Я знал, что иду на унижение, но не меньшим унижением было раз и навсегда смириться с тем, что меня избили и выгнали...
Первым встретил меня Птаха:
— Чего пришёл? Давно не били?
— Играть пришёл, — как можно спокойней ответил я, глядя на Вадика...
— Дать ему, Вадик?
— Не надо, пусть играет, — Вадик подмигнул ребятам. — Он здорово играет, мы ему в подмётки не годимся.
Теперь я был учёный и понимал, что это такое — доброта Вадика...
Я решил играть осторожно и не зариться на кассу...
Но то, что должно было рано или поздно случиться, разумеется, случилось. На четвёртый день, когда, выиграв рубль, я собрался уйти, меня снова избили. Правда, на этот раз обошлось