Позавчера, когда Сейде возвращалась с работы, в табачном сарае, у моста ее догнал Мырзакул.
– Постой, Сейде! – окликнул он ее.
Казалось бы, ничего подозрительного не было в его голосе, но Сейде в один миг насторожилась, ожидая самого страшного, и быстро прикрыла платком задрожавшие губы. Мырзакул подъехал к ней на рыси, нагнулся с седла и пристально всмотрелся в лицо. «Узнал! – ужаснулась Сейде. – Так и есть? Чего тянешь? Да говори же!» – чуть было не крикнула она. Так мучительно долго, так каменно-спокойно смотрел на нее Мырзакул.
– Я хочу по-родственному предупредить тебя, Сейде, – проговорил он.
– О чем? – спросила Сейде, но не услышала звука своего голоса. Вслух она произнесла это или только подумала?
– Да ты что! Что с тобой? – встревожился Мырзакул и смутился от своей неловкости: ведь напугал женщину, от мужа писем нет, всякое может подумать, вон как побелела. – Да ты не бойся, ничего плохого не случилось… Просто хотел сказать тебе: завтра будем выдавать понемногу зерна семьям фронтовиков… Так вот, не все попали в список. Тебя тоже нет, Сейде. Ты же понятливая, не обидишься. Кое- как разделили по пять, по десять кило на многодетных, таких, как Тотой… Только не шуми завтра, всем бы нужно дать, да не из чего.
У Сейде отлегло от сердца…
– Ну что же, нет так нет, – ответила она, приходя в себя. «Мне не надо, это верно: лучше помочь таким, как Тотой, а я перебьюсь», – хотела она сказать, но не посмела, не хватило духу.
Мырзакул понял это по-своему.
– Но ты, Сейде, смотри, не думай плохое, – как бы оправдываясь заговорил он. – В другой раз и тебе дадим…
Старушка Бексаат обычно молча слушала невестку, когда они, усыпив малыша, невольно начинали разговор все о том – как быть, что будет… Свекровь при этом тяжко вздыхала, покорно покачивала головой в ответ, и когда разговор подходил к концу, всякий раз с одним и тем же исходом, в неопределенных выражениях: поживем, мол, увидим, – старушка не могла скрыть своего страха. Безысходно хваталась за голову, шептала едва слышно бескровными губами, точно бы кто-то мог услышать:
– Боюсь, боюсь, Сейде, чем все это кончится! Сейде при этом отчаивалась в душе, но виду не подавала, приходилось делать над собой усилие:
– Успокойся, эне, зачем плакать заранее. Вот теплеет, снег сойдет, земля просохнет, все легче станет и ему, и нам, - приговаривала она, чтобы только не всплакнуть самой. - А там придумаем что-нибудь, живые люди ведь мы, как-нибудь, что-нибудь придумаем. Только бы не узнал никто из аильных о нем, ты уж смотри, если что, ни слова: не знаю, мол, и все...
И они замолкали, каждая думая о том же самом, и не видели выхода, не знали, как же быть дальше.